Далекое - близкое

...«Колхида» с обелиском в кузове так и не справилась с распутицей. Проделав большую часть пути, она завязла в весенней грязи неподалеку от Акиньхова села. Анатолий Иванович отправился за подмогой — до Верховья оставалось каких-то три километра...

Когда-то Верховье считалось самым крупным селом в округе, и имело сто дворов. Значит, сто семей, и у каждой в хозяйстве — лошади. И кузница. Даже браки здесь заключались с учетом выгоды для кузнечного дела, которым село и славилось. Ковали для всей округи сельский инвентарь: от гвоздичков до кос и топоров. По всему селу звон стоял. И внимали ему леса да болота и речка Уломка.

Еще ходят байки, что повадились в давние времена поляки пришлые села грабить. И в Верховье захаживали. С тех пор много в Уломке воды утекло, а присказка осталась: «Папа да мама, идите домой, были паны да уехали». И будто бы уходя навсегда, спрятали поляки клад, в озере Мокшино, которое между собой местные теперь Золотым зовут.

Когда колхоз начался, всех лошадей в одну конюшню поставили, все кузни в одну свели. По-прежнему звон стоял, все так же славились в окрестных деревнях скобяные товары из Верховья. Наступил час, когда и за Весьегонском, и в Калининской области о местных кузнецах узнали. Только горькая, эта слава была — началась война. Молодые мужики на фронт ушли, а старики и дети «кованку» по санному пути — отправлялись на хлеб менять — есть стало нечего, только хлеб из морошки да из гнилой картошки. Сильно кузня выручала.

Но кончилась война — и затихло дело. Больше половины кормильцев с фронта не вернулись. Потихоньку опустела конюшня, скоро и кузню, снесли. Остались после войны лишь пяток ветеранов, и ни одной вдовы — последняя в прошлом году умерла. Да старик Тимин — старожил, которому восемьдесят минуло. Осталась подкова местной работы, которая висит над порогом дома Анатолия Ивановича Федосова.

И вот пришла к нему мысль. Как намек, как повод для бессонницы. Долго он вынашивал ее и баюкал, и совсем покой потерял. Жил-то давно уже в городе, работал в разных должностях на ЧМК. Организационного опыта было не занимать, и железа ему купить легче: знакомые да друзья кругом — кто, если не он? А памятник, конечно, лучше из железа сделать. Оно вечное.

Решено — сделано. Хоть заботы и закрутились, на душе как-то полегчало. Доску и звезду отлили из бронзы. На доске - надпись: «В память погибшим землякам». Ниже - рамочка со стеклом, под которым на бумаге друг за другом, родня за родней обозначены пофамильно все погибшие на войне жители Верховья. «Колхиду» выделил председатель Коротовского сельсовета Иван Ильич Соколов, бывший фронтовик. Спешили обелиск поставить к сорокалетнему юбилею.

— Когда машина застряла, — вспоминает Федосов, — в Акиньхове трактор дали сразу. Довезли, поставили в два дня. Со всей деревни помогать приходили. Я шагами территорию обмерял. Дерева купили на ограду — с деньгами на обелиске поиздержался, на металлическую ограду просто не хватило, но сетку свою все ж приспособил. Вместо штакетника. Сирень посадил, боярышник. Скамейки поставили, потому как автобусная остановка близко.

На открытие памятника стеклась вся деревня — война никого не обошла. Всех вспомнили, кто и поплакал даже. Пришли и с округи, с ближней деревни тоже список принесли: «Напечатай, Иваныч».

Десять лет прошло, прежде чем смог Федосов заказать новый список — на нержавейке. Вешать его тяжело было, кабель для электродрели тянул с ближайшего дома до самой середки площади. Теперь последнее, что осталось - ограду металлическую поставить. Старая уже разваливается. А кусты разрослись буйно. И люди приходят посидеть и помянуть. Настоящие могилы далеко, да и есть ли они? А душа, говорят, - не там, где тело похоронено, а где память жива.

Алексей Сальников.

Фото Анатолия Голицына.

Источник: Сальников, Алексей. Память / А. Сальников; фото А. Голицына // Речь. – 1995. –13 апреля.