Намолчались мы за 70 с лишним лет, ох как намолчались! Зато теперь полной грудью дышим воздухом свободы. Говори, что хочешь. Пиши, что пожелаешь. Про шелуху и презервативы, которые выгребают уборщицы из зала заседаний Моссовета. Про тайны КГБ и аномальные явления. Про Раису Горбачеву и «немецкого шпиона» Левина. Ничего тебе за это не будет: ведь у насплюрализм. Главное — высказать, выплеснуть, чтобы захлебнулся читатель очередной сенсаци­ей, отвлечь его от жизненных реалий, от пустых полок магазинов. А еще — поспорить на страницах газет. И чем обширнее в споре набор ругательств, чем больше грязи выльешь на оппонента, тем привлекательней. Не беда, что ругатель­ства эти служат единственным аргументом, в журналистике ныне это допускается и называется «политической ареной».

Вот и наша «Речь», устроила полемическую баталию. Сначала дала слово сталинистам А. Щербакову и В. Фокичеву, ярым приверженцам призрачного коммунизма («Речь», № 185, 2 октября), а затем новоявленному демократу, бывшему старшине-разведчику В. П. Парфенову, который не желает; чтобы отупляли ни его, ни весь народ («Речь», № 219, 23 ноября). Инвалида-фронтовикавозмутило, что «безграмотные писаки» обливают помоями и газету; и народных депутатов, и даже покойного умнейшего человека, большого деятеля Милютина, так много сделавшего для блага Череповца. В. Парфенов раскрывает глаза «поборникам ортодоксального большевизма и всем жителям Череповца», указывая для обстрела другую мишень, — «советского академика, по идее которого наш город превратился в кочегарку». Василий Петрович, судя по подзаголовку («К вопросу о том, все ли старики — сталинисты?»), сталинистом не является. Но хочу сказать, что один из характерных признаков сталинщины — поиск врагов для оправдания каких-либо упущений, недостатков, просчетов, и этот признак в письме присутствует. Хотите, уважаемые читатели, знать виновника экологической трагедии Череповца, знайте, — это академик Бардин.

А это, в свою очередь, возмущает меня. Во-первых, потому, что (воспользуюсь главными аргументами Василия Петровича) Иван Павлович Бардин, так же, как и череповецкий голова Иван Андреевич Милютин, тоже — покойный, тоже — умнейший, и тоже — большой деятель. Он — Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий, почетный член многих зарубежных академий. А, во-вторых, обвинять ученого в том, что он превратил «Северные Афины» в «Северную Хиросиму», — все равно, что взваливать вину за чернобыльскую аварию на Ф. Жолио-Кюри, который первым предложил ис­пользовать в промышленности атомную энергию.

По логике В. П. Парфенова, аргументов и фактов (если считать таковыми набор эпитетов) в защиту академика вроде бы достаточно, но для убедительности все-таки хочется добавить несколько штрихов, а для этого сошлюсь на документы центральных и местных архивов. Может, первоисточники помогут разобраться в том, как город высокой культуры превратился в опасную для жизни рабочую слободу с 300-тысячным населением.

Следует огорчить Василия Петровича, что он не первый среди критиков, идеи создания северо-западной металлургия с центром в Череповце. Присутствовала она (критика) и на стадий проектирования, и во время строительства, и в первые годы работы Северной Магнитки (так окрестили товарищи журналисты наш металлургический, завод). В зависимости от политической ситуации данная идея называлась по-разному: и прожектерством, и авантюрой, и «отрыжкой культа личности». Но также и образцом инженерно-технической мысли! Это уже, в семидесятые годы, когда череповецкий завод рассчитался за все вложенные средства и стал давать государству миллионные барыши.

До того, как остановить свой выбор на Череповце, ученые называли Кандалакшу, Зашеек, Званку, Беломорск. Расположены эти населенные пункты неподалеку от железорудных месторождений. Так обычно и строили металлургические заводы: «на руде». Но кольские руды да и печорский уголь, которые должны служить металлургии базой, находились в суровом Заполярье, а это создавало немало проблем. Чтобы их решить, требовалась оригинальная мысль. И неординарная: идея была найдена. Академик А. Е. Ферсман пришел к выводу, что ни «на руде», ни «на угле» завод строить не следует, лучше всего расположить его «на стыке путей Вологда — Котлас — Ленинград с дорогами, идущими к югу от Кольского полуострова». Гарантом рентабельности предприятия в этом случае должен стать фактор близости к машиностроительным заводам Северо-Запада и Центра. Развивая мысль ученого-геохимика, проектанты из Гипромеза такими точками назвали две: станцию Свирь, что на берегу Онежского озера, и Череповец.

Народный комиссар черной металлургии СССР К. Ф. Тевосян и академик И. П. Бардин, бывший вто время членом Хозяйственного совета по металлургии и химии при СНК СССР, отдали предпочтение Череповцу. Учитывалось его центральное положение относительно районов развитого машиностроения и весьма крупного металлопотребления (Ленинград, Москва, Горький, Ярославль), пересечение железнодорожных и водных путей а также благоприятные для строительства климатические условия и обжитость региона.

10 июня 1940 года И. Ф. Тевосян и председатель Комитета по делам геологии при СНК СССР И. И. Малышев обратились с докладной запиской в ЦК ВКПб) и Совнарком Союза ССР (предварительно согласовав ее с наркомом внутренних дел Л. П. Берия). В записке содержалось предложение об организации металлургического производства на Северо-Западе СССР на базе железных руд Кольского полуострова и каменных углей Печорского бассейна. 20 июня 1940 года И. В. Сталин и В. М. Молотов подписали постановление опостройке металлургического завода врайoнeЧереповца.

Так что к выбору центра северо-западной металлургии приложил руку не один Бардин. Что же касается самой строительной площадки, то эту работу вы­полняла правительственная комиссия под председательством начальника технического отдела НКЧМ Н. И. Коробова. В ее составе были инженеры наркомата Н. И. Яковлев и Н. А. Ярцев, директор Гипромеза М. И. Антипов, главный инженер проекта металлургического завода М. В. Лившиц и капитан госбезопасности А. М. Харкардин. Из трех рассмотренных участков (возле Ирдоматки, Макаринской рощи и к западу от города) была рекомендована последняя. Выбранная территория площадью 400 гектаров была ограничена с севера — железной дорогой, с востока — границей города, с юга — рекой Шексной и с запада — рекой Коштой, то есть та самая, на которой и расположен ныне наш супергигант, дающий 12 миллионов тонн стали. (А тогда намечался завод регионального масштаба производительностью всего в 1,7 миллиона тонн стали).

Город оставался выше по течению Шексны, в стороне от господствующих южных и юго-западных ветров, в достаточном отдалении от будущего завода. Предусматривалась и санитарно-защитная зона. Жилищное строительство было рассчитано на 120 тысяч жителей.

Объединенное заседание исполнительных комитетов Череповецкого городского и Череповецкого районного Советов депутатов трудящихся посчитало возможным удовлетворить просьбу правительственной комиссии. Хочется обратить внимание на четвертый пункт протокола, где записано: «Считать целесообразным размещение заводских рабочих в городе Череповце с сохранением его проектной западной границы, имея в виду рост жилфонда города за счет увеличения плотности застройки и этажности зданий, а также за счет расширения восточной и, возможно, северной части города».

Вто время референдумов не проводили, не советовались с народом: строить или не строить Рыбинское водохранилище и Череповецкий меткомбинат. Даже наоборот, документы сопровождались грифом «Оглашению не подлежит». Засекреченная 50 лет назад череповецкая стройка до сих пор с трудом поддается рассекречиванию, и приходится, преодолевать немало препонов, чтобы добраться до архивных источников.

Как известно, война помешала развернуть строительство. Но уже в конце 1944 года, когда приступили к восстановлению разрушенных фабрик и заводов на освобожденной от фашистов территории, правительство поставило вопрос о возобновлении работ на череповецкой строительной площадке. Однако высокая себестоимость продукции будущего завода вызывала серьезные сомнения в эффективности его создания. Требовалось или отказаться от этой идеи, или подтвердить ее целесообразность. На все вопросы должна была ответить Ленинградско-Мурманская экспедиция, которую возглавил вице-президент Академии наук СССР академик И. П. Бардин.

Экспедиция подтвердила высокую народнохозяйственную эффективность новой металлургической базы при условии выполнения ряда требований. А именно: за 10— 15 лет Северо-Запад должен стать производителем 6,5 миллиона тонн стали. Такое количество металла должны дать череповецкий завод (3,7 — 3,8 миллиона тонн) и завод качественных сталей по типу челябинского. Учитывая наличие мощных ресурсов железных руд и углей, И. П. Бардин предлагал спустя две пятилетки рассмотреть профиль последующих заводов.

Как сейчас видим, рекомендация ученого была нарушена. Вместо серии заводов Северо-Запад имеет один супергигант. Правительство Хрущева посчитало тогда, что намного дешевле расширить уже имеющийся череповецкий завод, чем возводить в этом регионе новые. Аесли добавить, что в целях все той же экономии из титульного списка ежегодно вычеркивались природоохранные объекты к объ­екты соцкультбыта, то нетрудно углядеть путь, которым «развивались» и комбинат, и в котором вдобавок к ЧМЗ выросли не металлоперерабатывающие предприятия, а химические.

За все годы индустриального строительства не нашлось в Череповце ни мэра, подобного Милютину, ни партийного лидера, ни руководителя стройки и комбината, способных грудью встать на защиту города и бороться с диктатом Центра. И, росли с каждой пятилеткой частоколы труб, все плотнее к промплощадке приближались пятиэтажки.

Да, сейчас, когда ветер подул с другой стороны, можно поупражняться в руга­ни металлургов и на волне критиканства «взойти» на депутатские кресла. Но даже ради модного ныне нигилизма не стоит выставлять к позорному столбу академика Бардина, делать его виновником всех бед горожан. Не стоит выискивать для этого какую-то конкретную личность, если виной всему то бесформенное, безликое и живучее, что зовется Командно-Административной Системой, с которой мы пока что безрезультатно пытаемся расстаться.

Б. Челноков, директор музея истории и трудовой славы ЧМК.

Источник: // Речь. – 1991. – 17 января. – С. 3.