Во многих войнах участвовали  наши земляки-ратоборцы. Я не историк и никакими документами не располагаю, пишу исключительно по памяти и излагаю свою точку зрения. Хорошо знал и помню участников русско-японской войны 1904— 1905 годов из деревни Фроловское - Волкова и Ельтекова. В память погибшего на этой войне Антонова его родители посадили сосну. Я ее помню уже большим деревом. Стояла она там, где сейчас перекресток улицы Ломоносова и проспекта Строителей. Значительно больше фроловских участвовало в первой мировой войне: И. Белозеров, В. Позгалев, Е. Белозеров, А. Киселев, Т. Киприн и др.

За участие в сражениях при Халхин-Голе награжден монгольским орденом Н. И. Белозеров. В войне с маленькой Финляндией армия понесла большие потери. Погибли наши земляки: А. Кошмин, А. Захаров. Вернулся инвалидом Н. Лобанов.

Перед войной жизнь в деревне стала более сытой по сравнению с прошлыми годами. В колхозе трудились добросовестно за счет опыта, приобретенного еще в единоличных хозяйствах! В магазинах было много товаров и продовольствия, но у деревенских жителей не хватало наличных денег - в колхозах расчеты велись натуроплатой. Многодетная семья Кошминых (шесть парней и одна девочка) получила на трудодни около 1,5 тонны картошки, зерно и другие продукты.

Мешок картошки стоил тогда всего 6 рублей, столько же бутылка череповецкой водки. «Московская особая» была дороже. Городской черный хлеб стоил 90 копеек. Самым дорогим считался белый — 4 рубля 30 копеек, поэтому хлеб и пироги  деревенские жители пекли сами. А для ребятишек городской хлеб считался лакомством.

Трудились в деревне старые и малые, от зари и до зари. Пенсии колхозникам не полагалось. Помощи от государства не ждали, а все налоги платили исправно. Надо было сдавать молоко — сдавали. Причем если жирность его была ниже 3,5 процента, то создавалась комиссия — не разбавлено ли? Требовалось сдать мясо, шкуру, яйца, шерсть, заплатить страховку, налог за землю — не знаю, все ли перечислил — выполняли все требования.

Ватная фуфайка и кирзовые сапоги были приличной одеждой. Конечно, я помню мужчин и женщин, обутых в лапти, но пожилые фроловские и богородские имели кожаную хромовую обувь, так как издавна наше село и другие, окружающие его, славились прекрасными сапожниками и башмачниками. Мастера по женской модельной обуви проходили выучку в Санкт-Петербурге.

Как только была объявлена мобилизация, из деревни стали исчезать молодые мужчины, а затем — все старше истарше. Череповец — город тыловой, поэтому в большинстве его школ размещались госпитали, куда привозили раненых с Северо-Западного фронта. Первым из фроловских в череповецком госпитале лечился Н. Н. Кошмин.

В деревнях стали появляться беженцы. Я удивляюсь, почему им не отводится достойное место в истории войны? Ведь они шли многие километры пешком, гнали скот, везли государственное имущество, питались и ночевали где придется. Через станцию Череповец тянулись эшелоны ленинградских блокадников. Появились блокадники и во Фроловском. Приехал мой двоюродный брат Ю. Д. Пазгалев. Как-то раз я ходил вместе с ним в баню. Как на скелете, на нем можно было изучать анатомию. В начале 43-го Юру мобилизовали, затем призвали в армию и меня.

Все это время до меня не доходило, какую трагедию переживает народ. Даже когда воевал, я не испытывал страха. Раненых и убитых у нас было немного. Бывало, правда, выйдем из боя, придем на базу, а там сообщают, что катер номер такой-то на базу не вернулся. Кто-то видел, кто-то и не видел, когда и как он погиб, а с ним и вся команда. Правда, некоторых с таких катеров спасали немцы,беря в плен (после войны мы с ними встречались).

Осознавать размеры народного бедствия я начал лишь тогда, когда в первый раз в 1947 году приехал в отпуск в родное Фроловское. Почти в каждом доме кто-нибудь да погиб на войне. Здоровых мужчин в деревню вернулось очень мало.

Пожилые горожане помнят, сколько стояло на старом кладбище столбиков с красной звездочкой. На каждом была табличка со списком захороненных, то есть каждый памятник, фактически, находился над братской могилой, где лежали воины, умершие в череповецких госпиталях. Сколько было столбиков, я не считал, помню только, что очень много. Кто дал команду или разрешил ликвидировать воинские захоронения? О захоронениях умерших финских и немецких военнопленных я и не упоминаю. Мне кажется, что при создании мемориала дело до конца не довели. Необходимо восстановить и выбить на гранитной плите списки всех, похороненных, чтобы память о них оставалась навечно.

А. Пазгалев,  ветеран войны и труда.

Источник: Пазгалев, А. Их фамилии останутся в памяти навечно / А. Пазгалев // Речь. – 1994. – 6 мая.

Фото с сайта : https://www.etoretro.ru/